«Судьи, как бы вы поступили?» Монолог пенсионерки, которую задержали еще раз — сразу после 15 суток
Елену Гнаук, пенсионерку из Бреста, судили уже пять раз. Сначала она отбыла 15 суток ареста за участие в несанкционированном мероприятии — воскресном марше 4 октября. Срок этого заключения истек 19 октября. Причем пока Елена была в ИВС, ее судили еще два раза, но каждый раз дело отправляли на доработку.
После ареста на свободу она не вышла: в тот же день Гнаук судили четвертый раз — уже за марш 30 августа. Дело снова отправили на доработку и сразу после суда Гнаук взяли под стражу еще раз. 22 октября, на пятом суде, Елену наконец оштрафовали на 30 базовых и отпустили домой. Но… 25 октября ее задержали снова — на воскресном марше. Мы успели пообщаться с Еленой накануне задержания, 23-го числа: что пенсионерка думает о произошедшем — читайте в ее монологе.
«Выходим и за вашу свободу, а вы нас судите»
— Правда в том, что я и сказала на суде: каждое воскресенье я гуляю со своим народом. Я это не скрываю. Я люблю свой народ и считаю, что он имеет право выходить на улицы и высказывать свое отношение о том, что его не устраивает.
В воскресенье, из-за которого меня судили, я точно так же гуляла. По пешеходной улице Советской — нашему «маленькому Арбату». Затем колонна свернула на Ленина — я оказалась в ее конце. Люди пошли — я за ними. Думала дойти до площади и потом — на электричку, потому что каждое воскресенье приезжаю из Пружанского района и здесь гуляю. Но дорогу перекрыл ОМОН, люди остановились.
Инцидент попал на видео. Сначала я подошла к силовикам и спросила: «Что ж вы делаете? Это же наш народ, он имеет право пройти и гулять там, где он хочет». Разгорелся жаркий спор между протестующими, которые были в основном женщинами, и ОМОНом: они пытались доказать, что нас проплачивают, люди отвечали, что это не так. Я как человек идущий по вере пытаюсь не допустить возможного кровопролития — просто села и стала молиться. Так стояла на коленях минут 20. Потом обогнула площадь и пошла на электричку, люди еще остались.
Получается, меня судили за молитву? Я спросила в суде: «Как вы считаете, граждане судьи, а как бы вы поступили на месте народа — вышли или нет? Когда людей истязают, когда ваши дети исчезают? Какой человек нормальный может при этом просто жить? Вот вы в мантиях сидите — неужели вы настолько черствые, что это вас не интересует? Мы ведь и за вашу свободу тоже выходим, а вы нас судите».
«Приходится унижаться, чтобы попить теплого»
Конечно, я понимала, что мне снова дадут сутки, а там, может, начнут еще и материалы на уголовное дело рыть. Письмо, которое я передала из ИВС, написала, потому что понимала, что могу и не выйти. Так уже сидят мои знакомые девочки — мать и дочь Лыскович, Лена и Вика, работают бухгалтерами. Они уже отсидели 30 и 25 суток каждая, а сейчас их обвиняют по уголовному делу за перекресток — когда в Бресте людей разгоняли водометами. По моему мнению, достаточных доказательств нет, все базируется на одной фотографии из неустановленного источника. Откуда был изъят материал? Где находился человек во время его съемки? Ничего не понятно.
Я много говорю о других задержанных, чтобы им помочь. Та же семья Лыскович — у них же никого нет, кроме старенькой мамы, понимаете? И они очень переживают за эту старушку. Они не думают о себе, особенно Вика. Она молоденькая, ей 23 года, а она все время плакала не потому что ей грозит срок, а о том, что бабушка осталась одна.
Я хочу привлечь внимание к тому, в каких условиях люди сидят, как над ними издеваются. Вот эти 100−140 граммов теплого чая дают, а дальше — водопроводная вода. Хотя сами сидят и пьют — и чай, и кофе. Это же нетрудно — подогреть чайник и просто разнести воду. Приходится просить и унижаться, чтобы попить что-то теплое. А камеры ведь, по сути, находятся в подвальном помещении, мы вообще солнца не видели.
Правильно говорили девочки в камере: мы не проститутки, не наркоманы, не алкоголики. Мы — уважающие себя люди, которые проявили гражданскую позицию и вышли сказать свое слово. Мы не заслуживаем тех действий, которые предпринимаются в отношении нас. В камере мы были как одна семья и поняли: когда мы вместе, стены и правда рухнут — даже этих казематов.
«Ребята, спасибо, но я объявляю голодовку»
Когда объявляла голодовку в одиночной камере (Елена передала письмо на волю, после чего на последние пять суток заключения ее перевели из общей камеры. — Прим. ТUT.BY), я понимала: для них моя жизнь — ничто. Но так я выразила свой протест против их отношения к нам. Это все, что я могла сделать. Я просто не стала употреблять их пищу. Сказала: «Ребята, спасибо, но я объявляю голодовку». Поставила об этом в известность начальника ИВС — написала заявление. Я же должна была как-то выразить свое отношение к их действиям.
Но я могу сказать: если раньше ко мне в глазок могли заглянуть раз в три часа, то после объявления голодовки стали делать это несколько раз в течение часа. Даже спрашивали: «Елена Петровна, с вами все хорошо?». Чего-то они все-таки побаивались, я так думаю.
Они боятся гласности — что их дела станут достоянием широких масс. Они мне свои лица боялись открыть. Так и говорили: боимся, что вы нам что-нибудь сделаете. Так вы не делайте ненормальных поступков, тогда и не придется бояться своего же народа.
У меня замечательная семья. Было четверо детей, но сын Женя, к сожалению, погиб 15 лет назад. Остались две дочери и сын. Они мои палочки-выручалочки. То, что вы (имеется в виду журналисты. — Прим. TUT.BY) узнали обо мне, — все благодаря моим детям. Я даже не знала, что они развили такую активную деятельность по защите своей матери.
Со мной в камере сидела женщина, к которой на суд пришли ее дети. Они вместо поддержки стали обвинять мать. Они вроде как тоже голосовали против нынешней власти, но все-таки заняли такую позицию: пусть выходит на улицы кто угодно, но не моя мама. Но она сказала: «Дети, если не я, то кто? А даже если кто-то выйдет, нет уж — я тоже выйду».
У меня пенсия — 240 рублей. Это мне надо полгода не пить, не есть, чтобы выплачивать этот штраф. Вы знаете, я очень спокойно к этому отношусь. Для меня давно деньги не проблема: если на то воля Бога, то что ж, буду выплачивать по 50% и жить на 100 рублей. Но всякое может быть: никто не знает, что произойдет даже через 20 минут.
Дочь Елены Татьяна: «Наша семья столкнулась с таким впервые»
— Спасибо всем огромное за невероятную моральную помощь. Все белорусы стали едины за последнее время. Без вашей колоссальной поддержки в эти дни я бы не смогла бороться. Много людей пишут нам, и не только из Беларуси, хотят помочь маме в оплате штрафа. Наша семья с таким столкнулась в первый и, надеюсь, в последний раз.
Двух адвокатов уже оплатили близкие друзья семьи, низкий им поклон.
Мамин штраф 30 базовых — это 810 рублей, или 318 долларов. Мамина пенсия составляет 240 рублей. Также у нее изъяли телефон, якобы в счет компенсации за содержание в изоляторе. Мама оспорила постановление изъятия телефона в суде. Суд отменил постановление, но сотрудники телефон не отдали. Мама написала заявление в прокуратуру, но и это не помогло вернуть телефон.
Кроме этого, маме нужно оплатить расходы на ее пребывание в ИВС. Она отсидела там в сумме 18 суток. «Счет» за это — 234 рубля. Один день содержания в изоляторе стоит 13 рублей.
Обновлено: после публикации этой статьи, 27 октября, стало известно, что Елена Гнаук проходит подозреваемой по статье за организацию и подготовку действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них (342 УК РБ).
Если вы хотите оказать семье какую-либо помощь, пишите дочерям Елены: Александре в телеграме +375295280884 или Татьяне в инстаграме.
