Кровавое прощеное воскресенье. Утратит ли соль свою силу?
Ян Бертонович / 06.03.2022
Сегодня у православных прощеное воскресенье. Значит, в официальных российских и наших СМИ мы снова услышим много благодушных призывов. В тех условиях, когда один по преимуществу православный народ пытается сжить со свету второй, звучать они будут донельзя цинично. Но к этому мы уже почти привыкли.
Разумеется, никто из иерархов РПЦ у этого народа прощения не попросит. И никто этому уже не удивится.
Платье для Невесты Христовой
4 марта патриарх Кирилл поздравил одного из непосредственных руководителей захвата Украины генерала Андрея Сердюкова с юбилеем, пожелав ему «щедрой помощи Божией в дальнейших трудах на пользу Отечества». Трудится он и вправду не покладая рук.
Днем ранее Его Святейшество направил в подчиненные организации текст молитвы за мир, где есть и такие слова: «Иноплеменным же языком (выделено мной – ЯБ), брани хотящим и на Святую Русь ополчающимся, — запрети и замыслы их ниспровергни». Говорят, кадыровцы напряглись.
Стоит ли удивляться, что в самой Украине клир Московского патриархата все чаще отказывается поминать такого пастыря за Литургией – сначала отдельные священники, а потом и целые епархии? Похоже, число верующих независимой от агрессора Православной церкви Украины – а для Его Святейшества она как кость в горле – существенно увеличится.
Более-менее внятной позиции относительно войны РПЦ так до сих пор не озвучила – как не было и моральной оценки событий в Беларуси. На ее Интернет-порталах тема утоплена среди будничных новостей про конференции и масленицу. То есть, примерно как в наших районках.
А как раз в тот день, когда митрополит Вениамин наконец призвал молиться за мир (3 марта, неделя после начала войны), возле Свято-Духового собора силами ОМОН была проведена облава на «деструктивно-молящихся».
Исключением из общей картины стал лишь сайт того же собора: в один прекрасный день новости на нем пропали, а появился лозунг «Нет войне». Но, как выяснилось, ненадолго. Возможно, это была чья-то диверсия. Или, как у православных говорят, без благословения.
Увы, все это нас не сильно удивляет. Как и то, что в недавнем интервью Юрию Дудю писатель Борис Акунин назвал нынешнюю РПЦ «обслуживающим персоналом государства». Не очень благородное платье для Невесты Христовой.
«Под видом лукавого попечения…»
В прошлой жизни мне приходилось выпивать с руководителями районного масштаба. Когда один из них рассказал, как он решил сменить местного депутата (прошлый надоел), я не особо удивился – да и вы, думаю, тоже. Но еще один признался, что он батюшку местного сменил: тот нерадивый, храм не строит, план не выполняет… Вот тебе разделение церкви и государства.
Не стоит и говорить, что те преференции, которые дает «встроенность во власть», компенсируются утерей субъектности и вообще собственного голоса. Роль церкви становится все больше декоративной. Красоваться на заднем фоне во время официальных мероприятиях. Имитировать полемику на безопасную для власти тему – скажем, традиционной семьи. Или просто благообразно молчать.
Церковь в таком формате рискует стать чем-то вроде соли, утратившей свою силу. На вид она такая же белая и красивая: храмы строятся, хоры поют прекрасно… Но эта соль «ни в землю, ни в навоз не годится; вон выбрасывают её» (Лк 14:35).
Нечто похожее уже было – до революции. Еще в середине XIX века появилась небезызвестная фраза митрополита Киевского Арсения: «Церковь находится в условиях жестокого притеснения и гонения под видом лукавого попечения о ней». Чем оно все закончилось, нам хорошо известно.
Почему гонения? Да потому, что главной задаче – проповедованию Благой вести – это положение дел никак не способствует. Как и отстаиванию тех моральных ориентиров, которые прописаны в Библии.
И в итоге люди постепенно начинают забывать, что в первую очередь церковь – это не структура, материальная база и похоронное бюро. Это корабль, который везет в Царствие не от мира всего.
Нынешняя релятивистсткая позиция искушает не только воцерковленных: те, в конце концов, могут и сами разобраться. Куда более опасна она для овец, совсем уж заблудших. Это примерно как если бы врач сказал больному диабетом III степени: дружище, да не парься ты насчет диеты – ешь, пей, веселись…
Вот и один из самых активных участников репрессий в Беларуси после встречи с Владыкой вдруг возомнил себя ангелом.
Безумием проповеди
Тут возникает вопрос: почему же сами иерархи так охотно соглашаются на отведенную им роль? Неужели только по безверию или ради мирской выгоды?
Думаю, еще и со страху. К эпохе свободной конкуренции идей Православная церковь оказалась не очень готова. К тому же, излишний консерватизм, обрядоверие, а то и просто мракобесие отдельных попов создали ей в массовом сознании довольно карикатурный имидж. Сама сущность церкви (как «средства связи» между человеком и вечностью) оказалась под ним погребена. Как и многовековая духовная культура.
Лишь немногие миссионеры пытаются ломать стереотипы с помощью эффективного пиара, разговаривая с паствой на современном ей живом языке. Большинство же действует методом, испытанным еще в советском прошлом. Дети своего времени, они убеждены, что единственный путь к успеху ведет через кабинеты чиновников.
Стратегия «встраивания во власть» кажется им единственно возможной. Часто она объясняется заботой о глобальных благах. Кто-то говорит о защите канонических территорий, кто-то – о сохранении традиционных ценностей, а некоторые даже о спасении душ.
Плюрализм и свобода выбора кажется им чем-то смертельно опасным. «Твердая рука» воспринимается как меньшее зло. Пусть себе и крестится она только на Пасху и для проформы.
Но при этом многие забывают, что дикая конкуренция мировоззрений для христианства вовсе не нова. Нечто похожее уже было в пору его зарождения. Казалось, странная секта, возникшая где-то на окраине огромной империи, не имеет никаких шансов и быстро потеряется на пестром фоне. Тем не менее, учение Христово распространилось по всей ее территории.
Без админресурса. Невзирая на преследования. Только «безумием проповеди» (1Кор. 1:23).
И даже в горячечном бреду сложно представить апостолов, которые подкатывают в кабинет к Ироду с просьбой «решить вопросик».
Всего-навсего человечность
С другой стороны, встает вопрос: а что делать? Есть ли альтернатива нынешней конформистской позиции?
Конечно, наивно предполагать, что автократы будут прислушиваться к чьей бы то ни было критике. К тому же, в наше время надо быть очень мужественным человеком, чтобы громогласно обличать цезаря. И такие, кстати, среди православных священников есть.
Другое дело – мягкое, но последовательное отстаивание тех постулатов, которые и являются основой христианского учения. Ведь ясно сказано: «Возлюби врага твоего». Ну, если не возлюби, так хоть матрас ему выдай в камеру и свет ночью выключи.
То есть, речь идет о самых простых вещах. Великий православный проповедник митрополит Антоний Сурожский говорил, что если ты даже нормальным человеком стать не смог, где уж тут помышлять про Божественное.
Можно дипломатично не реагировать на результаты выборов, протесты, разгоны… Все равно не услышат. Но приговор светского суда, который за комментарии дает пенсионерке больший срок, чем порой за непредумышленное убийство…
Можно даже не пытаться изменить убеждения власть придержащих: инакомыслящий – это враг со всеми вытекающими. Бесполезно.
Но прямым текстом говорить о том, что даже врагов надо любить и относиться к ним гуманно – это, как мне кажется, необходимый минимум для каждого, кто называет себя христианином.
В силу пассивности церкви, призывать к гуманизму у нас, собственно, и некому. Пока от этого страдает только одна сторона. А что будет дальше – посмотрим.
Ведь это сейчас, с позиции силы, другой стороне кажется, что слово «гуманизм» – это излишне. Когда-нибудь твое местоположение в пространстве может измениться. Но ратовать за универсальные ценности будет уже поздно.
Многие удивляются, как в том обществе, которое почти поголовно состояло из воцерковленных православных христиан, стало возможно то, что случилось после 1917-го. И при этом забывают важные предпосылки: те века, когда «встроенная во власть» церковь никак не реагировала на царящую вокруг социальную несправедливость.
И если церковники будут вмонтированы в существующую систему так же плотно, как в свое время парторги, нет ли риска, что они вместе с системой пойдут на дно? Где теперь парторги, скажите на милость?
Боюсь, многие не понимают, что сегодня определяется будущее православной церкви в очень долгосрочной перспективе. Ведь судьба каждого мировоззрения зависит от его нынешних репрезентантов. А не от чиновников в кабинетах.
* * *
Впрочем, тут необходима одна ремарка. В СМИ часто пишут: «церковь выступила», «церковь заявила» (или промолчала). Такой оборот прижился, но это синекдоха – перенос частного на общее. Под церковью здесь имеют ввиду ее иерархов – а вовсе не все собрание верующих.
Посему важно определиться: кто является самым адекватным, «эталонным» репрезентантом церкви? Вот есть, скажем, матушка Гавриила – а есть протоиерей Георгий Рой… До недавнего времени они даже базировались по соседству – в Гродно, в десяти минутах ходьбы друг от друга. Но такая разница!
Понятно, мерилом тут служит само Евангелие: «Кто любит Меня, тот Заповеди Мои соблюдает». А насчет иерархии там знамо что сказано: «Больший из вас да будет вам слуга»
(Мф 23:11). То есть, иерархия большой роли не играет.
Как показывает история, так оно в итоге и происходит. Мало кто вспомнит имена римских пап середины XIV века, а вот простую монахиню Катерину Сиенскую знают во всем мире.
Иоанн Златоуст умер в узах и изгнании. Что не помешало ему оказать колоссальное влияние на Восточную церковь.
Это мы про постижимую нашим разумом историческую перспективу. Про метафизическую вечность и говорить нечего: «Есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними» (Лк, 13.30).
И стараниями, верой этих «последних» церковь непременно выживет.