Алена Бабич. Человек, который помнит тёмную сторону
Я много раз брала интервью у владыки Артемия в спокойное время. Какой бы ни была тема, мы всегда приходили к смыслу жизни и служения новомучеников, к тому, что должны покаяться в трагедиях советского прошлого, к тому, что ни что никуда не делось, и нашим невыметенным чертам характера нужно смотреть в лицо. Как репортёра меня подколбашивало такое постоянство, да и я не особо понимала как мне лично покаяться в том, на что не успела даже толком посмотреть. я была маленькая и романтичная, мне казалось, что сейчас — период надежд, а не сокрушений, что камни уже собраны и не актуально их ворошить. Лучше пускай отлежатся, глядишь, никто и не посмотрит на это прошлое со сменой поколения — мы же другие! Таких как я было много. Не то чтобы владыку очень слушали.
А потом пришло время, когда осознание важности этой части его служения стало инсайдом для меня. Знаете, в Германии люди, которые не имели никакого отношения к холокосту, до сих пор погружаются в эту тему и приучают себя чувствовать ответственность за него. Учат детей в школе соответствующим образом, выкладывают тротуары именами замученных в концлагерях людей. Это делается потому, что немцы поняли, что в них есть нечто, о чем нельзя забывать, нечто, что вылезет наружу, как только ты станешь даже мысленно пренебрегать этим. И этот внутренний монстр ужасен. Так вот в белорусской церкви оставался и остаётся человек, который вообще никогда не забывал о монстре. Призывал смотреть в лицо своей тёмной стороне, потому что она не дремлет. «Посмотрите, ничего не изменилось» — я слышала часто, и да, владыка, я признаю наконец — ни-че-го не изменилось.
Некоторые мне говорят вроде бы и верное «нужно было быть осторожнее, вот тогда бы ничего не случилось». Это какая-то небылица. Нельзя было быть осторожнее, потому что нельзя заменить свою сущность. Владыка говорил соответствующее себе в ситуации, которая стала актуальна его боли. Он не говорил ничего нового, всего лишь не изменил себе. И не мог, потому что подстройки не в его сущности.
Мне придавило горло новостью, которая, конечно, не была новостью. Несмотря на то, что ты уже почти привык к мысли, что это когда-нибудь произойдёт, реакции наступают быстрее, и ты замираешь снаружи, орёшь внутри. Во всем, что случилось, есть только одна мысль, которая даёт сделать выдох, а потом вдох, потом опять — он уходит так, как те, о ком он говорил всё время служения. И тогда, когда всем очевидны причины, всем очевидна роль, всем слышен голос. Теперь о нашей тёмной стороне знают все, и делам Бога не перестаёшь удивляться.
Я теряю огромный кусок моей жизни, у меня горе.
Из facebook Алены Бабич.