Позиция церквей в Беларуси перед выборами

Описывать то, что сегодня происходит в Беларуси в послевыборный период и реакцию церквей, очень сложно. Протесты, которые происходят по всей стране, во всех социальных, профессиональных, региональных, этнических, конфессиональных группах, носят дисперсный характер неорганизованного хаоса — без обычных для западного гражданского общества структур, без выразительных политических субъектов, а также фактически без лидеров. Режим, который еще недавно контролировал все сферы общества, пытаясь организовать общество в иерархии для более простого контроля, теперь совершенно утратил этот контроль. Горизонтальные связи личного уровня — семья, соседи, коллеги по работе, молитвенные вайбер-чаты, друзья, любительский хор, просто люди, которые в момент нападения ОМОНа на троллейбус в этом троллейбусе едут — стали основной конструкцией в этом процессе. Общество в целом, и протест в частности, стали похожи на воду — каждая молекула связана с соседними, но в целом, это текучая масса. Тем, кто наблюдает за происходящим, это дается очень тяжело — последний месяц каждый день в сотнях разных мест, происходят какие-то точечные, дисперсные события, возникают ситуативные, неустойчивые сообщества и коллективные действия, которые через некоторое время растворяются или реконфигурируются.

Как человек, который много лет занимается изучением белорусского религиозного поля, идентичности, политической и общественной вовлеченности церквей, я вижу, насколько стремительно все знакомые мне на протяжении последних двадцати лет структуры и тренды изменяются. Белорусские и зарубежные политологи, специалисты по Беларуси, среди которых и я, подробно изучившие конструкцию режима Лукашенко, могли дать убедительные ответы, почему ничего интересного в рамках президентской кампании не произойдет, еще весной говорили, что кампания этого лета будет самой скучной за всю историю. Отсутствие популярных политических лидеров, кризис традиционной партийной оппозиции, опыт прошлых неудачных протестов, которые заканчивались репрессиями режима по отношению к обществу и санкциями против белорусского режима, которые ухудшали уровень жизни, а также трагические событий в Украине в 2014 году,  которые привели к гибели огромного число людей на Майдане, утрате территориальной целостности, а также к вторжению России и войне на Востоке, снижали мотивацию к протестам даже в среде оппозиции. 

Когда началась эпидемия коронавируса, казалось, это приведет к еще большему затуханию общественной и политической жизни. Но именно эпидемия, а также стратегия ковид-диссидентства, выбранная режимом “для спасения экономики”, резко обнулила тот негласный социальный контракт, который существовал между режимом и разными группами общества и который можно было сформулировать так: “государство обеспечивает гражданский мир и политическую стабильность, а это оправдывает ограничения некоторых гражданских свобод”(1) и обеспечивает относительную лояльность общества по отношению к режиму.

Традиционно, по данным социологических исследований, хотя белорусское общество было одним из наименее религиозных в Европе, церковь как общественный институт занимала в структуре политических и общественных институтов одно из самых высоких мест по уровню доверия, который держался около 65%(2). Во многом, это доверие носило, скорее, номинальный характер и не было связано с участием церквей в политическим процессе. В предыдущих политических кампаниях церкви и религия играли серьёзную роль во время президентских выборов 2001 года, тогда очень активно в политический процесс были включены динамично развивающиеся неопротестантские церкви, в дальнейшим с 2002 года православная церковь была включена в институциональное сотрудничество с государственными органами, которое называлось “партнёрством”, но в значительной степени носило асимметричный характер с “сильным” государством и “слабой” церковью, в котором православная церковь хоть и получала от режима определенные привилегии по сравнению с другими конфессиями, была также ограничена в правах и в самостоятельном участии в публичной сфере.(3) Некоторое напряжение на протяжении 2000-х годов существовало между государством и другими конфессиями — протестантами и католиками, однако в 2010-х годах в религиозной сфере ситуация стабилизировалась, контроль со стороны государства осуществлялся в целом бюрократическими механизмами, произошло некоторое “замирание” религиозной жизни, когда все религиозные организации сохраняли значительную степень лояльности к режиму(4). Некоторое оживление приносила только пролайф-повестка, но и она носила, скорее, не протестный, а лоялистский характер -церкви высказывались по этой повестке в рамках дозволенного государством, и хотя последнее практически игнорировало позицию и требования церквей, они не шли на конфронтацию — не “вмешивались в политику”(5).

Пандемия ковид-19, которая в целом запустила общественную динамику, повлияла и на церкви. По засекреченным данным Института социологии Академии наук за 2019 год, цифры доверия к церкви показали аномальное значение — а это 45,6%(6). Другие государственные и значимые общественные институты получили еще меньшие значения. Такую ситуацию можно охарактеризовать как кризис доверия иерархическим и связанным с государством институтам, среди них и православной церкви.

В рамках происходящей предвыборной кампании, которая с самого начала характеризовалась репрессиями против альтернативных кандидатов, непрозрачным формированием избирательных комиссий небольшая группа активной католической молодёжи (неформальный лидер Артём Ткачук) выступила с яркой инициативой “Католик не фальсифицирует”, которая в том числе включала в себя сбор подписей под обращением к иерархам, чтобы те высказались о той ситуации беззакония и попрания прав человека, узурпации власти, которая обострилась сейчас в Беларуси в связи с практически полной утратой доверия народа к власти и в условиях кампании по выборам президента Республики Беларусь. В работу участковых комиссий, в пирамиду фальсификаций выборов, по всей стране втянуты десятки тысяч обычных людей, преимущественно школьных учителей и сотрудников государственных предприятий, иногда посредством давления по профессионально-административной линии, с компенсацией какими-то благами — премиями и выходными днями. Как правило, многими участниками массовых фальсификаций выборов это воспринимается как исполнение служебного, государственного долга, это такое “отдать кесарю — кесарево”, поэтому редко актуализируется как аморальное и даже греховное деяние. Кампания молодых католиков была направлена именно на категорию таких несознательных участников избирательных комиссий, среди которых немало и людей, принадлежащих к католической церкви, именно ради актуализации важности, в том числе и для религиозной жизни, последствий участия в таком обмане, заставляя их либо отказываться от участия в избирательной комиссии, либо отказываться принимать непосредственное участие в фальсификациях, либо даже получить мотивацию к активному отстаиванию честности и открытости при организации избирательного процесса на основании своей веры. К этой инициативе удалось привлечь как позитивное внимание демократически настроенного общества, так и многих католических священников, которые активно поднимали в проповедях, в социальных сетях, в выступлениях в прессе вопрос о недопустимости участия в фальсификациях выборов. Таким образом, Католическая церковь, благодаря тому, что инициатива небольшой группы активных прихожан была позитивна воспринята в среде активных верующих  и в нее включились священники при негласной поддержке иерархии, сделала очень серьезный шаг в направлении солидаризации с демократическим обществом и возвышением своего голоса в публичной сфере с осуждением практик, используемых политическим режимом.

В православной среде однако, аналогичной кампании не возникло. Этому есть несколько причин. Во-первых, для официальной православной церкви вопрос честных выборов, гражданских прав и свобод, демократического правления — не является сколь либо актуальным, чтобы мотивировать иерархов к публичным выступлениям по этому поводу, а рассматривается, скорее, как “вмешательство в политику”, представляющее собой ненужный риск. Православная церковь вполне комфортно чувствует себя в рамках авторитарного режима, в котором она, тем более, имеет ряд символических и экономических привилегий. Как отмечает православный священник Александр Шрамко, в целом, “епископат Православной церкви находится в особых – сервильных – отношениях с властью и старается максимально ей угодить и даже при случае услужить. При этом образ жизни иерархов в большой степени далек от обычной повседневной жизни народа, а потому они зачастую плохо представляют себе, чем этот народ живет.“(7). Присутствие православных иерархов в предвыборной кампании ограничилось тем, что они украшали своим присутствием главное предвыборное мероприятие Лукашенко — обращение действующего президента к парламенту и народу. Есть из этого правила в Беларуси есть единственное исключение — архиепископ Гродненский и Волковысский Артемий, который на протяжении двух десятилетий занимает довольно открытую и бескомпромиссную позицию в отношениях с государственной властью. Из высокопоставленных священников открытой пропагандой в поддержку Лукашенко отметились прот. Феодор Повный в телевизионной передаче “Воскресная проповедь” и прот. Андрей Лемешонок, настоятель Свято-Елисаветинского монастыря который на общей с Президентом волне ковид-диссиденства, хвалил последнего за то, что тот не закрыл из-за эпидемии коронавируса храмы на Пасху и провел 9 мая парад победы.

Во-вторых, это утрата доверия иерархии со стороны активных священников и мирян, формулирующих определенную повестку публичной теологии, которые на протяжении прошлых лет активно пытались мотивировать епископов, которые единственные уполномочены говорить от имени всей церкви, к определенным шагам в публичной сфере. Обычно это происходило следующим образом — возникала некая общественная проблема и активные верующие мобилизировались, чтобы привлечь к этой проблеме внимание иерархии и побудить ее к действиям и заявлениям. Составлялась петиция, под которой собирались подписи людей, служащих в церкви или имеющих богословское образование, обеспечивалась информационная поддержка. Это было попыткой создать субъектность и показать иерархии, что довольно значительное количество православных людей имеют определенные ценности, позиции и ожидают от иерархии шагов. Как правило, такие петиции имели смысл только как форма заявления самих верующих в публичной сфере о своей позиции, со стороны иерархии петиции фактически игнорировались. Последняя крупная петиция была адресованная митрополиту Павлу, первоиерарху Белорусской Православной Церкви, теперь уже бывшему, по поводу сноса властями в апреле 2019 года крестов в народном мемориале в Куропатах — месте массовых захоронений убитых в результате массовых сталинских репрессий. Иерархи, которые обычно так смело высказываются о гонениях на крест Христов в Западной Европе(8), в случае брутального сноса крестов в Куропатах никак не высказались. С одной стороны, для православной общественности это стало деморализацией и фрустрацией, утратой надежды, что от православной иерархии можно добиться хоть какой-то адекватной публичной реакции. С другой стороны, доверие властей православной иерархии и уверенность в их лояльности выросло. Это еще раз подтвердило тезис о том, что внутри иерархической системы православной церкви в авторитарном государстве, доверие со стороны властей для иерархии является более важным ресурсом, чем доверие своих активных прихожан. Более того, для иерархии является крайне нежелательным любое активное участие в общественной жизни, сопряженное с критикой действий авторитарного режима, тех людей, которые маркированы как “православные” — являются священниками, студентами духовных или богословских учебных заведений, сотрудниками церковных структур; в таких случаях иерархия в подтверждение своей лояльности режиму разными способами дистанцируется от их действий или от самих людей. Примером может служить история со священником Александром Шрамко в мае 2007 года, который был запрещен в служении Митрополитом Минским и Слуцким Филаретом за публичную критику действующего в Беларуси репрессивного закона “О свободе совести и религиозных организациях”, поскольку такие высказывания не понравились государственной власти. Летом 2020 года из Бобруйской епархии был уволен руководитель ее социального отдела и паломнической службы Артемий Кушнер. Кушнер вступил в инициативу “Честные люди”, созданную для наблюдения за выборами, зарегистрировался независимым наблюдателем и разместил в сториз своего инстаграма фотографию на фоне избирательного участка с белой лентой на руке и флажком объединенного штаба Светланы Тихановской.

Таким образом, любое участие священников и мирян в демократических инициативах не только не поощрялось, но могло привести к репрессиям по церковной линии. Поэтому священники и  миряне — сотрудники церковных организаций, даже если они как-то в такие инициативы были включены, минимально заявляли об этом публично и участвовали в них как частные лица, не маркируя свою принадлежность к православному сообществу. В результате, в отличие от католической инициативы “Католик не фальсифицирует”, которая в демократическом обществе получила признание как нравственное действие и выражение смелости со стороны Католической церкви в публичной сфере, официальная Православная церковь проявила себе скорее как лояльная режиму и не имеющая собственного голоса и не способная этот голос возвысить ради защиты справедливости.

1. Silitski, Vital. “From Social Contract to Social Dialogue: Some Observations on the Nature and Dynamics of Social Contracting in Modern Belarus” In Social Contracts in Contemporary Belarus, edited by Kiryl Haiduk, Elena Rakova and Vital Silitski. Minsk: Belarusian Institute for Strategic Studies, 2009, 160.
2.  НИСЭПИ: в декабре 2002 года — 65,7%, в июне 2004 года — 66,9% в мае 2005 года — 68,1% (http://www.iiseps.org/?p=1800), в декабре 2013 года — 63%. А вот исследование того же Института социологии за 2012 год: — 63,2%  (Бабосов, Евгений. Человек в социальных системах, Минск, 2013, с.260).
3. Больше об этом: Natallia Vasilevich, Unequal by default: Church and state in Belarus in the period of consolidated authoritarianism // Civil Society in Belarus, 2000-2015. Collection of texts. East European Democratic Centre, Warsaw, 2015. — pp. 97-127
4. Natallia Vasilevich, THE RELIGIOUS SPHERE IN BELARUS: STABILITY AND CONTROLLABILITY. Belarusian Yearbook 2018, https://nmnby.eu/yearbook/2018/en/page17.html
5. Natallia Vasilevich, Going Political? The Involvement of Churches in Public Debates on Prolife Issues in Belarus, In: Bodrov A., Garret S. (eds.) Theology and the Political. Theo-political Reflections on Contemporary Politics in Ecumenical Conversation, Brill, 2020, 201-227.
6. https://www.facebook.com/burbalka/posts/10158741414739669 
7. Александр Шрамко, Библией против дубинок. Как протесты в Беларуси повлияли на церковь, а церковь — на протесты, https://theins.ru/obshestvo/234292
8. См. Дело Lautsi vs Italy, дело Eweida, Chaplin and others vs Great Britain.