«О политике я не помышляла». Игуменья Гавриила — о своем выступлении на провластном форуме и ситуации в стране
17 сентября в «Минск-Арене» прошел большой женский форум, куда приехало со всей Беларуси более 10 тысяч сторонниц нынешней власти. На нем с эмоциональной речью выступала и настоятельница Гродненского женского монастыря — игуменья Гавриила. Участницы форума встретили ее овациями, однако у многих белорусов ее речь вызвала негодование. Позже на официальном сайте БПЦ появилось сообщение о том, что игуменья просит прощения у всех, кого оскорбило или задело ее выступление. TUT.BY поговорил с матушкой о ее выступлении, событиях в стране, о том, как сохранить в ней мир и как монастырь пережил эпидемию коронавируса.
Игуменья Гавриила с 1992 года является настоятельницей Богородице-Рождественского ставропигиального женского монастыря в Гродно. В 1988 году она была направлена в Иерусалим для несения послушания в Горней обители, где два года исполняла обязанности настоятельницы. Потом несла послушание в секретариате Отдела внешних церковных связей в Москве у митрополита Кирилла (сейчас Патриарх Московский и всея Руси). 10 мая 1992 года была назначена настоятельницей вновь открытого Богородице-Рождественского женского монастыря в городе Гродно.
Мы встречаемся с игуменьей в ухоженном и ароматном от осенних цветов дворике гродненского монастыря. Матушка признается, что ее выступление на форуме было эмоциональным, но все получилось так, потому что она «переживает за то, что происходит в стране».
— …В той Беларуси, где всегда были мир, согласие, уважение, соблюдение законов. Пусть это звучит высокопарно, но так есть, — говорит игуменья и сразу же объясняет: она высказывала только свою точку зрения, говорила не от лица всей Церкви.
Выходя на сцену 17 сентября, игуменья Гавриила сказала, что Церковь, хотя и «надполитична», но свое слово сказать надо:
— Давайте трезво осмыслим, к какой «свободе» в кавычках и переменам призывают нас? К той же свободе, где родившийся ребенок до совершеннолетия не знает, кто у родителей мама или сын или дочь, когда родителей вместо святых слов «мама» и «папа» называют «родитель номер один» или «номер два». К той же свободе, когда через мерзкую паутину [имеется в виду интернет] Nexta и их кураторы призывают к забастовкам, к нарушению правопорядка, к оскорблению и даже линчеванию властей, правоохранителей, депутатов и нас, законопослушных граждан. К той же свободе, где, на первый взгляд, лукавая, безобидная цепь солидарности женщин с цветами и белыми лентами, с поднятыми вверх руками. Но сложенные пальцы этих рук напоминают нам руки лидеров деструктивных сект. Поверьте мне, это только сектанты ходят и показывают эти знаки… Мы видим толпу безумцев, которых жалко, за которых хочется молиться, перед которыми хочется встать на колени и просить: «Остановитесь!» И которые под остервенелые звуки автомобильных клаксонов из венесуэльских революционных сценариев, в руках и на плечах, и на голове, и даже, прошу прощения, на заднем месте, прикрепившие чужеродный, но якобы свой национальный бел-червонно-белый стяг, как разъяренное стадо, вопят на весь город бесовские выкрики.
Матушка призвала не направлять проклятий — потому что призыв «пусть они сдохнут» обернется прежде всего против тех, кто это произносит.
Переслушала игуменья свое выступление только вечером 21 сентября. Вообще она интернетом пользуется ограниченно и только по делу:
— Никаких соцсетей, только электронная монастырская почта и несколько церковных сайтов. Времени и желания нет на просмотр всех новостей. Есть дела куда более важные. Например, подготовка к престольному празднику Рождества Пресвятой Богородицы. Есть и такие, простые, земные: картошку привезли с огорода в монастырь, хороший урожай в этом году — надо было все организовать, перебрать, в погреб отнести… Но решила узнать, в чем же меня обличают.
— Что касается форума, то я добровольно в нем участвовала, никто меня не принуждал. Получила благословение митрополита Вениамина, — рассказывает матушка. — Хоть я в первую очередь монахиня, но в то же время являюсь гражданином своей страны, поэтому принимаю участие и в выборах, и в общественной жизни, и в благотворительности. Неоднократно участвовала, еще по благословению владыки Филарета, в мероприятиях Белорусского союза женщин. Была на встречах в Минске, Барановичах и Гродно. Это были круглые столы, я готовила выступления на тему нравственности, семьи, религии. Сейчас мне также предложили поучаствовать в подобном, попросили сделать доклад о мире и стабильности в стране в настоящей ситуации. Посмотрела свой доклад о женах-мироносицах, с которым я выступала несколько лет назад, доработала его… Уверяю, что не только каждое слово, но и каждая буква в нем составлены лично мной, без какой-либо «цензуры». Ценности материнства, семьи, патриотизма и веры в Бога всегда были значимы. Об этом я и планировала говорить.
Матушка вспоминает: узнав, что на форуме будет много людей, начала волноваться и даже хотела отказаться от выступления.
— Как посмотрела на большую арену, в которой нахожусь впервые, так и обомлела. Я не из трусливых, но, наверное, годы свое берут. Понимаете, я в школе не была ни октябренком, ни пионеркой, ни комсомолкой. Один из жировичских старцев мне когда-то говорил: «У тебя будут сложности с поступлением в институт, ведь ты не член ВЛКСМ». А я не понимала — какие сложности, если есть знания? Видно, Господь как-то от меня закрывал всю эту идеологию. И сейчас было что-то похожее. Ни о какой политике я не помышляла. Да и мои первые слова были о том, что Церковь вне политики и над политикой. В Церковь приходят люди с различными духовными болезнями, чтоб лечиться, равно как и в больницу. Когда я вышла на сцену, то никого не видела, иногда слышала аплодисменты. У меня было такое состояние, знаете, смешались боль за разрушение дома-родины, волнение за все то, что происходит в обществе, и сердечное переживание, что мы собственными руками можем уничтожить свою страну. В докладе не были написаны слова «безумцы» и «разъяренное стадо». Это как-то из сердца моего вырвалось… Так я сильно переживала! Посмотрев свое выступление, я до сих пор не понимаю, что же я такого плохого сказала? Я говорила о материнстве как о величайшем счастье-даре, которое дал женщине Бог — носить ребенка под сердцем. Я говорила о «лжесвободе», к которой нас призывают…
— Многие люди посчитали ваше выступление оскорбительным.
— Оно получилось эмоциональным и, как я представляла себе, о нравственности — но не о политике. У меня не было желания кого-либо оскорблять. Повторюсь: Церковь — выше всякой политики. Выступая, я представляла следующее: недавно мне прислали кусочек записи митинга во время встречи депутатов на площади Ленина в Гродно. И вот я смотрю: председателю Гродненского областного Совета депутатов Игорю Жуку, культурнейшему и воспитанному человеку, профессору, митингующие слова не дали сказать. Орали, кричали на него. Но если вы хотите вести диалог, то дайте сказать слово человеку, который пришел к вам на разговор, чтобы не только услышать вас, но и чтобы быть услышанным. Или вот был еще случай. В один из августовских воскресных дней я с прихожанами возвращалась в монастырь. Со стороны Советской площади шли молодые люди с бело-красно-белым флагом. И мне бы смолчать — но я им сказала: «Ребята, одумайтесь, что вы делаете?» И они в ответ — крики, нецензурные слова, оскорбления, а глаза у них были просто стеклянные, в придачу тыканье всем нам пальцами вот этих своих символов! Разве это нормально? Это все и представилось передо мной на форуме. И сказала я все то, что чувствовала и о чем болит душа.
Мне и в голову не приходило, что после моего выступления поднимется шум. Иногда даже в монастырь звонят. Был такой недавно случай. Звонит мужчина и говорит: «К кому обратиться, чтобы игуменью Гавриилу отлучить от церкви?» Мол, она выступала с фашистскими лозунгами на пролукашенковском митинге — как дьявол. Монахиня отвечает, что если вы считаете, что она выступала с фашистскими лозунгами, то тогда к фашистам или к дьяволу и обращайтесь. Положила трубку. Он перезванивает через пару минут и говорит: «Я звоню к фашистам и сатане…» Дежурная без ответа положила трубку. Не прошло и 15 минут, как на электронную почту монастыря приходят сообщения, где написано, что игуменья Гавриила — позор БПЦ и что звонящих по телефону монастыря отправляют к фашистам и сатане. Мы сообщили в милицию, показали скриншоты, рассказали про анонимный звонок.
— На сайте БПЦ появилось сообщение, что вы потом извинились за свое выступление.
— В беседе с нашими прихожанами — а у них тоже имеются разные видения ситуации, я сказала: «Если мое выступление как-то кого-то расстроило или привело в душевное смятение, то простите меня». Я никому не хотела сделать зла и сказать одним, что, мол, вы правы, а другим — вы неправы, и лишь мы белые и пушистые. Нет, таких мыслей у меня никогда как у монахини в жизни не было, нет и, надеюсь, не будет. Моя жизненная цель — стараться делать человеку добро в любых его проявлениях. Конечно же, я переживаю за все то, что происходит. Давайте порассуждаем. Вот кому нужен белорусский, русский или украинский народ? Точно никому не нужен, кроме своей родины, где каждый родился и живет. А нужны лишь наши богатства, леса, заводы и другая полезная инфраструктура. Россия для многих служит лакомым кусочком, с ее природными богатствами и обширными территориями. Вот еще пример. Допустим, сегодня победила оппозиция. Завтра — банкет, а что делать будем послезавтра? Неужели нас ничему не научили уроки цветных революций? На форуме я и говорила, что мы разделяем свой дом, что мы вольно или невольно разрушаем свою страну, рубим дерево, на котором сидим. Я уверена, что Лукашенко победил на выборах, и не мое дело, какой реальный процент. Но то, что победил, — сомнений быть не должно. Сколько у нас избирателей? 5,5 миллиона. Максимально в Минске, может быть, выходили на митинги 220−250 тысяч. По областям, допустим, по 50 тысяч в каждой вышло. Получается 500-520 тысяч — вот вам эти 10%, которые и взяла Тихановская. Но, опять-таки, не все они, эти «десятипроцентники», на улице. Очень много молодежи, которая не принимала участие в выборах в силу своего возраста, выходит на улицу подурачиться, выбросить лишний адреналин, останавливают транспорт, визжат, кричат, сигналят. Это нормально? Человек, у которого есть семья, работа, учеба, многочисленные заботы, на митинги не пойдет, потому что у него просто нет на это свободного времени.
О силовиках, митингах и «коллективной душе»
— Французский психолог Гюстав Лебон отмечал следующее. Люди с разными характерами, с разным мышлением одним лишь фактом превращения в массу приобретают «коллективную душу». Вот мы сейчас с вами можем общаться, говорить и спорить, высказывая каждый свою точку зрения. Но когда сотни, тысячи и более человек и все кричат «ганьба!», «уходи!», «не простим!», то вряд ли люди в толпе отчетливо осознают, что они кричат, кому они кричат, зачем и почему. Это и есть коллективная душа. Но еще страшнее, когда кричит ребенок, абсолютно не понимая сути своих слов, а взрослые идут рядом и смеются, да еще и на видео снимают… С другой стороны, власть дается нам от Бога. Если она хорошая, то это не наша заслуга, а это величайшая милость Божия к народу, а если плохая, не устраивает нас — это то, что мы заслуживаем по своим грехам. И что же мы все время что-то требуем от этой власти? Что она сделала нам плохого? Беларусь — процветающая, красивая, ухоженная страна! Не лучше ли нам посмотреть на себя, заглянуть в свое сердце и увидеть в нем бревно, а не искать соринку у другого? Какой же мы ищем лжесправедливости? Да и может ли быть на земле справедливость, если Бог несправедливо пострадал на земле и пролил свою кровь на кресте несправедливо за каждого из нас, но он взял наши грехи на себя?
— Люди, сколько бы их ни было, вышли отстаивать свои права, а силовики применили силу.
— Я не знаю всех ситуаций, но понимаю так: применять положенную силу для сохранения порядка — это их право по закону. Как можно акцию называть «мирной», когда она громогласная, когда происходит провоцирование представителей правоохранительных органов, когда кидают в милиционеров кирпичи, бордюры? Это называется мирная акция? А когда в ответ на все происходящее ОМОН дубинками «воспитывает» — это значит они садисты и беззаконие совершают? В Америке, например, если только поднимаешь руку на полицейского в форме и при исполнении, то это считается нарушением закона, а когда в ответ можно получить пулю в лоб — исполнением закона.
— Но нельзя избивать людей в тюрьмах и ИВС.
— Ничего не могу сказать. С каждым случаем надо разбираться отдельно. Да, я слышала о жестокости, об избиении. Но ведь могли быть и провокации. Могли быть переодетые «провокаторы» в форму ОМОНа, например. Тогда же творился хаос и неразбериха. Сейчас спокойно просят милиционеры, чтоб расходились, что акция несанкционированная… Кто-то слышит этот призыв? Да еще не только обзывают их, но и набрасываются на них. Это же 100%-ное нарушение закона.
— Хорошо, а что тогда делать, чтобы в Беларуси снова настал мир?
— Надо кому-то первому сделать шаг навстречу другому. Начать разговаривать, слушать и слышать, вести диалог. Гнев на гнев ничего хорошего не принесет. Это моя субъективная точка зрения, но разговаривать надо с теми, кто готов к диалогу, а не с толпой. И, конечно же, не в последнюю очередь надо прислушаться к словам митрополита Вениамина, в которых он призывает всех нас к молитве, к покаянию, к взаимному прощению, к терпению. Кричать оскорбительные речовки и проклятия — это путь в никуда, это путь погибельный не только для тела, но и для вечной души.
— Вы говорили в своем выступлении и о флаге…
— Флаг — это как хоругвь. Только на хоругви изображены лики святых людей, и мы их носим во время крестного хода, как церковное знамя, а флаги как государственный символ могут присутствовать на митингах, на демонстрациях. Когда я вижу, что бело-красно-белый флаг обматывают вокруг себя и так ходят, то мне хочется спросить: что ты в нем видишь, что ты этим показываешь? Это же не просто кусок ткани определенного цвета. Носи его тогда на древке как хоругвь, если выбрал себе такой стяг, однако не забывай о том, что есть государственный флаг страны, который нельзя оскорблять.
Опять же я говорила, что люди стоят вдоль улиц или шествуют митингами и показывают эти знаки [жест «виктория»] руками… Зачем стоять вдоль улицы и каждому тыкать этим знаком? Ну не всем же нравится, зачем провоцировать? Между собой — пожалуйста, а остальные при чем здесь? Посмотрите на знаки деструктивных сект и сравните.
— Если к вам в церковь придут люди с бело-красно-белым флагом — какова будет ваша реакция?
— Мной это будет расценено как провокация и оскорбление святого места. Пусть за оградой оставят флаг — и приходят молиться. Бог поругаем не бывает.
— А с государственным?
— То же самое. Церковь вне политики. Зачем здесь показывать свои взгляды? К нам люди приходят за духовной и материальной помощью. Я всегда говорю, что в монастыре строже, чем в операционной, в которую хирург заходит во всем стерильном. А вы в храм пришли, в дом Божий. И здесь есть свои правила. Устав. Поэтому Божие — Богу, а кесарево — кесарю.
— Недавно в Сети появились сообщения, что вы собирали подписи против гродненского архиепископа Артемия. Что за конфликт в церкви?
— Пусть это остается на совести тех, кто это говорит. Есть такое выражение: кто оправдывается, тот, безусловно, виноват. Я не буду оправдываться, потому что никогда подобным не занималась и никому не поручала. Но эту и другие ситуации воспринимаю таким образом, что если я в этом не грешна, то грешна в чем-то другом, вот Господь и очищает меня подобным образом. В мирской жизни в подобной ситуации можно было бы привлечь к ответственности за клевету, но я как монахиня обязана терпеть ради Христа и поступать, как говорил Пушкин: «Хвалу и клевету приемли равнодушно». До меня доходят какие-то разговоры, слухи. Но Бог как-то закрывает от меня все это.
О коронавирусе в монастыре
В конце апреля нынешнего года Свято-Рождество-Богородицкий ставропигиальный женский монастырь закрыли для посещений — из-за пандемии. Вспоминая те дни, игуменья Гавриила говорит, что тогда были приняты все необходимые меры, чтобы не допустить распространение инфекции.
— Мы не можем быть, как говорили о нас, «рассадником» инфекции. Монахини из монастыря не выходят никуда. Им там, во внешнем мире, делать нечего. Но есть прихожане. Сколько раз я просила людей: если вы болеете, кашляете, чихаете — не приходите на службы! Бабушки понять меня не могли. Тем более у меня самой от этого просто сердце разрывалось. Потому что за право ходить в церковь я в советское время много пострадала. Детей ведь не пускали в храм, а я надену солдатскую шинель и рязанскую хустку — и иду напролом мимо своих учителей, а они меня не узнают в таком одеянии. С меня крест нательный в школе срывали, а я крестилась и говорила, что этот крест с меня не снимете. И вот сейчас мне самой приходилось «выгонять» людей из храма. Это было тяжело. Сколько было сделано в нашем храме — и обработка, и дистанцию соблюдали, и маски у всех, дети на Пасху только на улице были во время крестного хода с родителями. В храме никто заразиться не может. Мы верим в то, что в храме присутствует Благодать Божия, но мы не должны ею злоупотреблять. Заболел — лечись, а не разноси инфекцию и не делай зло другим.
— Вы сами болели?
— У меня был сначала сомнительный тест, а потом дважды отрицательный. Но я была на положенной самоизоляции. Были проблемы с венами и чувствовала себя неважно. Сестры болели. Мы сразу расселили всех по разным корпусам. Сама я закрылась в игуменском домике, была вместе с котом Пушком и никуда не выходила, при этом две монахини, которые были рядом, но не контактировали со мной, слава Богу, до сих пор не заболели. Трех сестер у нас забирали в больницу. Мы не препятствовали, а наоборот, благодарны врачам.
— Ходили слухи, что у вас умерла одна из сестер и вы ее, умершую, якобы не захотели забирать из морга.
— Умерла рясофорная послушница Ирина в возрасте 90 лет. Ситуация была такой: она себя плохо чувствовала — были проблемы с сердцем. Вызвали скорую, врачи оказали необходимую помощь и решили забирать в больницу. Она просилась остаться в монастыре, понимая, что доживает последние дни. Оставили. Но на следующий день вдруг снова приезжает скорая, которую мы не вызывали, и требуют все же ее забрать в медучреждение. Мы не перечили. Ее положили в первую больницу, в кардиологию. Первоначальный тест, который ей сделали в монастыре, был отрицательным. Сестры в больницу звонили несколько раз, уточняли, как она и что. Первого мая ей исполнилось 90 лет. Звонили. Нам отвечали: состояние средней тяжести. 6 мая нам позвонили из санэпидемстанции и сказали, что у нее при повторном заборе теста оказался положительный результат на коронавирус. Мы срочно позвонили в больницу, сообщили об этом, а 11 мая дежурная монахиня говорит мне по телефону (я еще была на самоизоляции), что приехали к нам снова проводить тесты некоторым монахиням и дежурная поинтересовалась, что там с нашей Ириной, как ее самочувствие. Нам и говорят: так она же умерла 3 мая! Это был шок для всех. Нам никто не сообщал из больницы. Потом были, конечно, разбирательства по данному вопросу, но я так понимаю, что именно те дни были для врачей тяжелыми — и просто получилась печальная накладка. Человек прожил 90 лет. К нам она пришла в 2000 году, ей негде было жить, потому что родственники в Минске забрали ее квартиру. За ней, равно как и за всеми пожилыми монахинями в монастыре, был достойный уход. Пусть остается на совести тех, кто злорадствовал и даже написал жалобу на меня митрополиту Павлу, ссылаясь на анонимный, но «достоверный источник». А к тем, кто невольно совершил подобную ошибку и не сообщил нам своевременно, у нас претензий нет. Похоронили мы сестру Ирину в Жировичах.
Ольга Комягина, TUT.BY
