Экс-доброволец Полка Калиновского, евангельский верующий Андрей Кушнеров: “Враг – это тоже человек, образ Божий.”

Андрей Кушнеров — евангельский верующий и общественный активист из Беларуси, который служил добровольцем с позывным «Рыцарь» в белорусском военном подразделении «Полк Калиновского», участвующего в защите Украины от российской агрессии в составе Вооруженных сил Украины. Является сооснователем ассоциации Белорусских добровольцем и автором телеграм-канала «Рыцарские истории». Олег Нагорный побеседовал с Андреем Кушнеровым для сайта «Христианской визии».

— Андрей, сейчас вы известны как общественный и политический активист, эксдоброволец «Полка Калиновского», сооснователь ассоциации Белорусских добровольцев. А еще до 2020 года в Беларуси вас знали как общинника евангельских христиан-баптистов. Расскажите о своей религиозной предыстории. Как вы пришли к вере? 

— Я пришел к вере в 2007 году, в возрасте 25 лет. До того я был убежденным атеистом, ярым противником христианства. Мое покаяние не было легким процессом – пришлось пройти через ряд тяжелых жизненных ситуаций, несколько раз оказаться на грани смерти. Жизнь за гранью законности заставила меня пересмотреть идею о том, что я хороший человек. И ровно в тот день, когда я дошел до самого края, Господь привел меня в общину ЕХБ (евангельских христиан-баптистов — ред.). К тому моменту я уже был готов воспринимать новые идеи и менять свою жизнь. Затем я поступил в богословскую семинарию на стационарное обучение. Так прошли первые пять лет моей христианской жизни.

Возможно, стоит упомянуть, что я 7 лет провел в Украине, сперва скрываясь от закона, затем учился в семинарии.

В 2012 году я вернулся в Беларусь, а в 2014 начал интересоваться политикой, понемногу участвовать в оппозиционных мероприятиях. Переломным стал момент гибели Михаила Жизневского (белорусского журналиста и члена самообороны майдана — ред.) – он был моим близким другом, практически братом. Мы вместе приехали в Украину в 2005, вместе пришли в церковь. Он несколько лет был членом общины пятидесятников, но потом покинул собрание и в 2014 погиб на Майдане. Это стало для меня толчком к тому, чтобы заняться политикой, которой я ранее совершенно не интересовался.

— Какую роль играла вера в вашей жизни и в вашей оценке событий лета 2020 года в Беларуси?

— К 2020 году у меня за плечами уже был и опыт участия в выборах в качестве кандидата и довольно большой багаж знаний о том, как устроена политическая жизнь.

Все это время я был членом поместной общины ЕХБ, старался в меру сил активно участвовать в жизни общины, изучать Писание. Безусловно, часто возникало непонимание как со стороны некоторых верующих, так еще отчасти и со стороны неверующих людей — как я совмещаю политику и веру. Для меня это не было проблемой — я не брал взяток, не обманывал людей и не ставил государство выше Бога. Наоборот, я как раньше, так и сейчас считаю, что в политике не хватает порядочных, честных людей. А люди с христианскими ценностями могли бы уделять больше времени обществу, в котором живут, и его проблемам. Это и есть политика.

2020 год не стал для меня чем-то особенным. Я изначально не поддерживал Сергея Тихановского за его пророссийскую позицию по Крыму. Не поддерживал и Бабарико. Мне было недостаточно негативной повестки — ухода Лукашенко. Меня всегда интересовала повестка положительная, то есть как развивать государство. Плюс — проблему России я всегда считал одной из важнейших, а триумвират протестных кандидатов выступал за довольно плотное взаимодействие с РФ, обращался к ним за финансовой и политической поддержкой.

Поэтому в 2020 году я хотел только минимизировать потери в инфраструктуре оппозиционного движения, что совершенно не получилось — было разрушено все.

— Расскажите, как 2020 год поменял вашу жизнь? Когда и почему вы оказались за пределами Беларуси?

— Как я уже упоминал, 2020 не стал для меня переломным моментом. Я принадлежу к так называемой «старой» оппозиции, меня политика Лукашенко не устраивала и до 2020 года. Более того, я призывал сторонников Бабарико, а потом и Тихановской не обращать внимания на популизм и тщательно проверять, что им говорят любые лидеры. Лично я никогда не верил в 97% и подобные тезисы, предпочитая проверять даже те высказывания, которые мне были бы приятны – «А так ли это?». 

Я говорил о том, что в той форме, в которой он есть, протест будет подавлен и подавлен жестко. Мы же не в 2020 году появились на свет. У нас есть длинная политическая история правления Лукашенко. Есть и история крупных протестов. Я смотрел на большую массу «пробудившихся» с сожалением и печалью. Они отвергали весь предыдущий опыт, а это всегда ведет к поражению. Не стоит думать, что все кто был ранее потерпели поражение потому, что были глупы. Я пытался спасти то, что можно. Ходил на суды, пытался помогать в освобождении политзаключенных, пытался спасти старые оппозиционные организации и обычные гражданские структуры.

В 2021 я еще и помогал иностранным беженцам в лагере Брузги. Там было много женщин, стариков и детей, было много семей нуждающихся в элементарной помощи – теплая одежда, медикаменты, общение. Мы с единоверцами и активистами собирали помощь и отвозили нуждающимся.

Но вот что стало для меня неожиданностью, так это 2022. Я не верил в возможность полномасштабной войны. Даже говорил в нескольких интервью, что Россия не решится на подобное вторжение, потому что у нее не хватит сил и возможностей закончить войну за несколько месяцев. Признаю, я ошибся в своих оценках действий российского руководства. Но я видел давление, оказываемое на Лукашенко со стороны русских и усиливающееся присутствие России во внутренней политике Беларуси. В 2021 году я приезжал в Украину с попытками обратить внимание украинцев на проблему и убедить их самих играть против россиян на беларуском поле. В попытках донести тезис «divide at empera» (лат : «разделяй и властвуй» — ред.) я потерпел поражение. Увы, у меня до сих пор не выходит доказать украинцам, что врага стоит отделять от его союзников, а не работать на их сближение.

— Почему, уезжая добровольцем в Украину, вы сочли, что это ваша война?

— Начало полномасштабного вторжения стало для меня личной катастрофой. Это был, в том числе, и мой провал – я сделал недостаточно, чтобы предотвратить участие своей страны в этом позоре. Я не мог спокойно спать и есть, зная, что моя страна совершила такой чудовищный поступок. Я попытался выступить с публичным заявлением от лица оргкомитета партии «Демсоюз», который на тот момент я возглавлял. Заявление осуждающее войну и наше в ней участие. Мы проголосовали и большинство предпочло отмолчаться. Надо заметить, не все. Были в оргкомитете и те, кто поддерживал Украину — но об этом можно будет говорить позже, сейчас все еще есть большая опасность для людей оставшихся в стране.

Я сложил с себя полномочия руководителя оргкомитета и уехал добровольцем в Украину. Мне было ужасно стыдно за свою страну и свой народ. Я не знал что еще могу сделать. Зеленский тогда обратился к иностранным гражданам с просьбой приехать и помочь спасти Киев и Украину, вступать в Иностранный Легион. Других вариантов я не нашел, была такая мысль — поеду, умру в окопах.

Я попал в батальон Кастуся Калиновского, в учебке начал продвигаться по цепи командования — стал командиром отделения, потом взвода. Но я не хотел никем и ничем управлять, мне было стыдно за свой провал и при первой возможности я перевелся в боевую роту рядовым, уехал из Киева на фронт.

Украина для меня не чужая страна. Тут живут мои друзья, родственники. Тут моя «родная» община ЕХБ, моя семинария, мои братья и сестры по вере. В прошлом году я, как и многие мои боевые побратимы, ушел из Полка Калиновского, но не ушел с войны. Я остаюсь в стране и если возникнет необходимость снова вернусь на передовую. Эта война быстро не закончится и у нее много фронтов. Мы сейчас подошли к тому моменту в истории, когда необходимо каждый день повторять — “Carthago delenda est” (лат.: «Карфаген должен быть разрушен»; выражение приписывают Катону Цензору, который заканчивал этой мыслью любую речь вне зависимости от ее тематики — ред.).

— В недавнем вбросе о вашей мнимой гибели на украинском фронте малограмотные авторы упрекнули вас в нарушении баптистских принципов, запрещающих, якобы, брать в руки оружие. В действительности, конечно, ещё резолюции Всесоюзных съездов баптистов, или, например, статья в 3-м номере «Братского Вестника» за 1945 год дают библейские обоснования возможности поднимать «меч» для защиты ближних. В то же время в октябре 2022 года Всемирный баптистский альянс, Европейская Федерация баптистов и Российский Союз евангельских христиан баптистов обратились к правительству Российской Федерации с просьбой освободить баптистов в России от военной службы. Один из аргументов: «В Российских церквах евангельских христиан-баптистов многие верующие по голосу своей совести не могут брать в руки оружия, такие принципиальные убеждения не могу осуждаться церковью». А как вы согласовали с собственной христианской совестью вступление в батальон «Волат» полка имени Кастуся Калиновского? Давали ли вы присягу (многие баптисты считают ее не совместимой с призывом Христа: «Не клянись вовсе!» Матфея 5:34-37)? 

— Есть довольно знаменитое видео присяги, которую зачитывает мой командир с позывным «Брест» — я там тоже есть, держу беларуский флаг и приношу присягу беларускому народу. Отказ принимать присягу — это сильно вырванные из контекста слова Спасителя. Я мог бы целую проповедь про это прочитать, как и про ветхозаветнее «Не убий», но это сильно выйдет за рамки нашей беседы.

Когда атеисты начинают трактовать Писание и указывать мне как правильно верить — это грустно и нелепо выглядит. Когда же подобные вещи исходят от братьев по вере, я уважительно отношусь к их позиции, просто ее не разделяю. «Впрочем, до чего мы достигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить» (Филиппийцам 3:16). Мы будем держать ответ за свои поступки на суде Христовом.

Про убийства на войне — если человек изучает Писание, то ему будет несложно отыскать массу статей о том, как переводится слово «рацах»*, да и просто посмотреть на контекст. Не стоит думать, что война это что-то хорошее и если в Библии нет запрета на участие в боевых действиях, то это какое-то прекрасное занятие. Защита ближних с оружием в руках — это долг, это вынужденная мера. Если возможно, лучше избежать войны. Но когда она неизбежна — делай то, что должен, и да сохранит тебя Господь.

Но, стоит помнить, что христианин даже на войне не должен переходить черту. Не нужно ненавидеть врага. Наоборот, нет ничего постыдного в том, чтобы оплакать его. Враг — это тоже человек, образ Божий. К огромному сожалению, россияне выбрали войну, они решили начать череду убийств, насилия и горя. Нельзя обесчеловечивать врага, поскольку тем самым мы обесчеловечиваем самих себя и порочим образ Божий. Не нужно погружаться в ненависть – это дорога в один конец. Тогда убийца дракона сам превращается в дракона. А если так, то стоило ли вообще начинать?

Но не нужно и делать вид, что войны не существует. Что это какие-то абстрактные солдаты защищают меня и мою семью. Это тоже лицемерие. Не стоит путать трусость и смирение.

Есть разные варианты службы, в том числе альтернативная. Но лично я не вижу большой разницы между тем, кто ремонтирует дрон и тем, кто дрон запускает. Кроме той, что ремонтировать дрон безопаснее. А это ли наша мотивация, когда мы отказываемся брать в руки оружие?

— Каково отношение правительства Украины к христианской совести тех, кто при всей любви к Родине не считает возможным брать в руки оружие? Известны ли вам случаи нарушения свободы исповедания со стороны украинских властей в этом отношении? 

— Как и во всех постсоветских странах, в Украине законодательство связанное с религией далеко до той точки, когда его можно будет назвать словом «приемлемо». Но такие вещи, как нежелание брать в руки оружие из-за личных убеждений — учитываются. Я ни разу не слышал о случаях, когда бы верующего насильно заставляли идти на фронт. Если и есть какие-то случаи, то это исключение, не правило. Украина очень публичная страна. Тут все обо всем говорят и проблему бы уже обсуждали хотя бы в кругах верующих, если бы она была.

Я знаю множество случаев, когда христиане разных деноминаций служат на передовой, но это всегда добровольно. Один парень, баптист из мой общины, который ходил в воскресную школу и у которого я преподавал, погиб в прошлом году на фронте. Но он был добровольцем.

— Не могли бы вы рассказать, как строится религиозный быт на фронте? Удавалось ли участвовать в общественных богослужениях? Как складывались отношения с иноверцами? 

— Все очень сильно зависит от конкретного подразделения. На войне есть все — и иудеи, и мусульмане, и христиане, и язычники. Люди приходят в армию не по религиозному признаку, это не крестовый поход или джихад. Соответственно, приходится находить общий язык, ведь живешь вместе с человеком долгое время. Проблем из-за веры я не встречал, верующие люди обычно хорошо уживаются друг с другом. Был случай, когда я при обороне Северодонецка обсуждал с православным влияние плохой латыни в Вульгате на последующие переводы Библии. Мы тогда обороняли промзону, жили в подвалах. Нас постоянно обстреливали, русские были в соседних зданиях. А мы сидели во тьме и грудах обломков и вели теологические беседы.

Но совместных я молитв или богослужений я тоже не наблюдал. Возможно это происходит где-то в тылу. Мы всегда были заняты. Ты либо учишься, либо слишком устал. Для личных молитв время находится, иногда для чтения. Бывали случаи, когда побратимы хотели поговорить о моей вере, но это разговоры, которые обычно ведешь наедине. А вот уединение – это как раз редкая валюта на фронте.

— По вашему опыту и опыту помощи в реабилитационном центре «Ланка», может ли помочь вера выносить ужасы войны, избегать затопления сердца ненавистью? Может ли смягчить проявления ПТСР?

— Каждый человек по-своему переносит войну, тут универсальных рецептов нет. Война — это сильное испытание для веры. Вокруг очень много ненависти, много серых зон. На многих давит коллектив, это сильно ощущается. Необходимо иметь твердый стержень внутри, чтобы не поддаться общему безумию, ненависти, не впустить грех в сердце. Очень много людей, которые употребляют алкоголь, наркотики, ходят в бордели. Это массовое явление, люди так выпускают пар, заглушают страх смерти. Рушатся социальные связи, нормы. Представьте себе молодого человека, окруженного ореолом героя. У него много денег, поскольку зарплаты у бойцов на передовой не маленькие. Многие парни таких денег никогда не имели. А обычные траты уходят в сторону. Тебя одевают, кормят, селят… Кто-то помогает семье, но у многих остаются на руках «лишние» деньги. Семьи рядом нет, вокруг только такие же потерянные ребята. Многие пускаются во все тяжкие, когда выезжают с нуля немного в тыл.

Конечно, есть разные сценарии, и в ВСУ много людей уже за 30 или за 40. У них семьи, дети, они уже состоялись в жизни. Им легче и морально.

Безусловно, тот, у кого есть живая вера, найдет в ней утешение и на фронте, и после него. Много ли таких людей? Нет, совершенное меньшинство. Но так было во все времена. Широка дорога ведущая в погибель и многие идут ей…

— Следите ли вы за тем, как на Российское вторжение в Украину на разных уровнях реагируют ваши российские единоверцы? Например, Всеукраинский союз церквей евангельских христиан-баптистов в открытом обращении высказал недоумение по поводу того, что руководство российских единоверцев подписало политизированное заявление о притеснении в Украине православных, но молчит по поводу притеснения баптистов и тех же православных на оккупированных территориях, не возвышает голос против военных преступлений РФ и в своих документах называет захваченные территории освобожденными. Каково ваше отношение к подобным поступкам российских единоверцев?

— Если бы я был католиком, то был бы бенедиктинцем (католический орден, который отличается отсутствие единой иерархии и существует как  объединение автономных монастырей — ред.). Я скептически отношусь к союзам церквей и общин, к таким большим организациям. Они могут быть полезны, но почти всегда еще и вредны. Подобные союзы слишком легко втянуть в политику.

Не стоит путать Божье и кесарево. За все то время, что я занимаюсь политикой, я ни разу не принес ее на кафедру. С кафедры должна звучать проповедь о Христе, о грехе, о покаянии, о спасении. Мы не находим в Библии призывы выступить против Нерона, а он был гораздо хуже Путина и уж тем более, Лукашенко. Потому что Библия о другом. И церковь о другом.

Если верующие хотят выступить с политическим заявлением, для этого есть партии и гражданские организации. У каждого инструмента свое предназначение.

— Как думаете, после этой войны, которая, как уже очевидно, заставит украинский народ в целом хорошо забыть нарратив о братских народах, сможет ли сохраниться между украинскими и российскими единоверцами хотя братская любовь во Христе?

— Любовь во Христе выше государственных проблем. Я очень не люблю лозунг «Україна понад усе!». Бог понад усе, а не Украина, а не Беларусь. Как и многие лозунги они имеют место быть, я не отношусь к ним фанатично. Но нужно чаще напоминать и себе, и окружающим, что для христианина высшей ценностью не является ни государство, ни народ. Лично для меня это так – Бог, семья, церковь. Потом уже государство и все остальное.

У нас были российские пленные, я с ними немало пообщался. Зная мое отношение к врагу, командир батальона поставил меня охранять пленных и следить, чтобы им не причинили вред. Я же конвоировал их в тыл. По пути мы и Евангелие успели обсудить, при том, что буквально днем ранее они стреляли именно в меня из артиллерийских орудий.

Если мы учимся любить врагов, то не легче ли нам будет любить братьев по вере? Но если мы будем ненавидеть врагов сейчас, не будем работать над собой в этом плане, то тогда и между братьями у нас будет ненависть. И не только из-за войны. Для ненависти война – это пустая формальность.

— Последний вопрос как к верующему и  граждански и политически активному белорусу. Когда судьбу нашей страны будут определять здоровые силы, каким вы видите в идеале регулирование религиозной жизни в ней? Какие ошибки нынешней так называемой власти придется искоренить? На каких условиях было бы правильно, на ваш взгляд, взаимодействовать религиозным объединениям с обществом и государством?

— Нормально и правильно, на мой взгляд, человеку участвовать в жизни общества, в котором он живет. Мы еще не в прославленных телах и не взошли к Спасителю. Мы живем здесь и сейчас не без причины. Христиан это касается в первую очередь. Не стоит жаловаться на развращенный мир и на ужасные законы, если ты сам не пошевелил и пальцем, чтобы это исправить, сделать хоть немного лучше. Это как с 2020 года — люди всю жизнь не ходили на выборы, были «вне политики», а когда «проснулись», то оказалось, что в стране, оказывается, автократия. Как же так получилось?

Но каждому свое место и своя роль. Партии — это то, что мы используем для политики. Церковь — это то, что мы используем для того, чтобы провозглашать Евангелие. Не нужно использовать армию, милицию или кружок рисования, чтобы выиграть выборы. Так же и с церковью. Принцип отделения церкви от государства далеко не нов, и этому посвящены тысячи трудов.

Я всегда выступал за значительное увеличение роли местного самоуправления. Для нашего общества это большой вызов — у нас в обозримом прошлом не было таких возможностей. Я не имею ввиду древность, вроде времен ВКЛ или Речи Посполитой, я говорю про прошлое, с которым у нас есть связь — не более ста, максимум двести, лет. У нас очень сильны левые традиции, социализм. Мы слишком сильно привыкли полагаться на государство, отдали ему запредельные права в обмен на возможность быть «вне политики». Теперь мы расплачиваемся за это и рискуем повторить ту же ошибку, даже если у нас появиться еще один шанс.

Я не думаю, что государство вообще должно вмешиваться в дела церкви и религии. Даже если это означает усиление роли ислама в регионе — это дело церкви, проповедовать Христа. Чиновник не умеет проповедовать, он в это ничего не понимает. А навязать веру невозможно, только религию. Можно заставить человека ходить в мечеть или храм, но невозможно заставить его верить. В глазах Бога, как Он говорит на страницах Писания, хождение в храм ценности не имеет. «Когда вы приходите являться пред лицо Моё, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои?» (Исаия 1:12).

Единственное, чего может хотеть церковь от государства можно выразить в очень коротком тезисе — отстаньте от нас. Продает священник свечки и иконки? Пусть платит налоги как все. Хочет община купить здание? Пусть покупает на общих основаниях.

Основная проблема в том, что государство у нас социалистическое, соответственно регулирует все, что только можно. Это ведь касается не только церкви, но и любой гражданской сферы. Это не только проблема Беларуси, в Западном мире левые течения усиливаются уже не первый десяток лет. Государство все больше лезет к гражданам в кошелек, в телефон, в постель, в голову, в душу. Это естественный процесс — если дать чиновнику возможность, конечно он ей воспользуется.

Мое мнение — граждане должны взять свободу, учиться быть ответственными за свою жизнь. Это тяжело нам будет, но «this is the way»**. И при этом не нужны будут сложные законы, регулирующие то, что регулировать не нужно — религиозную жизнь.

Одна проблема — свободу никогда не дают. Это противоречит самой природе свободы. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матфея 11:12).

____

*В еврейском тексте декалога (Исх.20:13) употребляется глагол “рацах”. Но когда Библия говорит об убийстве на войне или смертной казни, то употребляет другие слова: “хараг” и “мут”. Впрочем, в В греческой Септуагинте в заповеди стоит “фонэво” (φονεύω), в других упомятутых контекстах — “фанатао” (θανατόω). — Прим. ред.

**Англ.: «Именно так», «Так и нужно». Буквально: «Это этот путь». В контекст аллюзии вписываются сразу две одноименные песни: E-Type (Мартина Эриксона) и Jessie Banks, Anthony Mode & Pat Stone. — Прим. Ред.