Царква і палітычны крызіс у Беларусі

Отец Алексей Уминский. «Если такое уж количество людей выходит на протесты, то Лукашенко должен воспринимать это как сигнал от Бога»

Отец Алексей Уминский. «Если такое уж количество людей выходит на протесты, то Лукашенко должен воспринимать это как сигнал от Бога»

Отец Алексей Уминский. «Если такое уж количество людей выходит на протесты, то Лукашенко должен воспринимать это как сигнал от Бога»

Фрагмент беседы о. Алексея (Уминского) из подкаста «Право слово».

ЗС: Привет всем! Это подкаст «Право слово». Я обозреватель «МБХ медиа» Зоя Светова.

АС: Я адвокат Анна Ставицкая, всем привет!

ЗС: Всем привет! И сегодня, как и каждую неделю по вторникам, мы говорим о праве, о правосудии, о справедливости и о том, как надо бороться с неправосудием и как нужно защищать тех, кто в этой защите нуждается. Сегодня с нами настоятель московского храма Троицы в Хохлах отец Алексей Уминский. Добрый день, отец Алексей.

О.А: (о. Алексей Уминский): Здравствуйте!

АС: Добрый день!

ЗС: И мы сегодня попробуем поговорить о церкви, о её роли в жизни нашего общества и о том, какую роль церковь может сыграть в самые тяжёлые и трудные моменты нашей жизни, жизни нашего общества, жизни страны, и в эту эпоху больших катаклизмов, которую мы сегодня все переживаем. Отец Алексей, я хочу спросить Вас о событиях в Беларуси. Хочу спросить о той роли, которую в противостоянии с президентом Лукашенко и той части народа, которая выступает против Лукашенко, какую роль играет Белорусская Церковь. И почему Вы, отец Алексей, оказались среди тех священнослужителей в России, которые поддержали белорусскую церковь, когда её иерархии и ее клирики выступили против президента Лукашенко и против того, что происходит в Беларуси с оппозицией и с протестующими?

О.А: Вопросов сразу очень много, но, тем не менее, я хотел бы сразу сделать вот такое уточнение: ведь изначально разговор не шёл о том, что Церковь каким-то образом поддерживает сам протест, потому что протест, без всякого сомнения, имеет свою очень сугубо политическую окраску, это вопрос власти, вопрос того, кто приходит на смену одного режима и каким образом: законным или незаконным, с фальсификациями или путём конституционным. Всё-таки это вопрос, который действительно всегда является для Церкви достаточно проблемным и от которого Церковь старается держаться в стороне. И это понятно, потому что исторические оценки, они всегда даются по прошествии какого-то времени. Речь шла не о самих протестах политических и не о самом недовольстве оппозиционно настроенных белорусских граждан по отношению к Лукашенко или к тем выборам, которые большинство, как я понимаю сегодня, большинство из белорусов не признали легитимными. Речь шла именно о тех преступлениях против мирного населения, против мирных демонстрантов, которые были допущены в ходе разгона вот этих демонстрантов. Речь шла о беспрецедентном насилии, о издевательствах, о пытках, о самых жестоких задержаниях, которые в первые же недели произошли как раз в Минске и в других местах. И, собственно говоря, Церковь реагировала прежде всего на это, прежде всего на несправедливость, прежде всего на жестокость и насилие, которые были проявленны к беззащитным людям. Потому что Церковь в данном случае не занимает никогда, не должна занимать какой-то определённой жёсткой позиции, которая могла бы встать по ту или другую сторону политических разногласий. Это очень опасная история. Потому что, как известно, после того, как меняются власти, не всегда бывает, что это происходит мирным путём, и бывает так, что подобные вещи могут привести к такому насильственному противостоянию, в том числе, вплоть до гражданской войны. Но когда речь касается о несправедливости, когда речь идёт о насилии по отношению к беззащитным, здесь Церковь молчать не может.

ЗС: Но все равно, поскольку это насилие и этот беспредел происходит при одобрении верховной власти белорусской, создается такое ощущение, что всё-таки Белорусская Церковь как бы пошла против власти Лукашенко, что бы мы тут не говорили.

О.А: А это уже было естественным последствием подобных выступлений, постольку поскольку эти, я уже сказал, репрессии не прекратились, поскольку реакция самых высших чинов, в том числе и Лукашенко, на это была совершенно неадекватной и отвратительной. Эта беготня с автоматами, это называние своего народа крысами или преступными элементами, безработными наркоманами и так далее, то, естественно, во-первых, сама позиция Церкви со стороны Лукашенко была воспринята как оппозиционная. И выступления, в том числе гродненского архиепископа Артемия, уже носили вполне определённый характер по отношению лично к Лукашенко и тех людей, которые совершают вот эти беззаконные акты и ни в коем случае не хотят идти на контакт, на диалог с обществом. На какое-то мирное разрешение этой проблемы, которая, собственно говоря, ведь не кончилась, а продолжается. И чем всё это дело кончится, страшно себе представить. Даже не трудно, а именно страшно. Страшно представить себе окончание вот этого процесса при такой позиции Лукашенко. И понятно, что в такой ситуации, и даже православные наши епископы, даже сам митрополит Павел, который с самого начала занимал позицию такую исторически церковную – никогда не лезть против власти, никогда не критиковать сильных мира сего, никогда не вступать ни в какие конфликты с теми, кто является такой державной, государственной структурой. Даже он через какое-то время поспешил отказаться от того, что он поздравил Лукашенко с вступлением в должность президента и принял у себя участников христианского крёстного хода, причём этот крестный ход объединил христиан разных конфессий: и православных, и католиков, и протестантов Беларуси и принял участие в молебне общем с этими людьми, которые потом образовали внутри этого протестного движения такую христианскую фракцию.

Митрополит Павел в конечном итоге тоже стал вместе с архиепископом Тадеушем Кондрусевичем призывать Лукашенко сесть за стол переговоров, всячески решать эту проблему путём диалога с обществом, что, к сожалению, не получилось. Митрополит Кондрусевич оказался заграницей, его не пустили обратно в Беларусь, а митрополит Павел получил новое назначение после Синода и тоже покинул Беларусь, став митрополитом Краснодарским.

АС: В начале сентября вы участвовали в дискуссии, которая состоялась во МХАТе. И вы спорили с отцом Никоном (Белавенец) и белорусским священником отцом Геннадием (Войтишко). И ведущий как раз Вас спрашивал, как Вы относитесь к словам Лукашенко о том, что Церковь вне политики. И нам тоже очень интересно Ваше мнение – как Вы относитесь к этим словам и, вообще, с Вашей точки зрения, должна ли Церковь быть действительно вне политики?

О.А: Ну что значит «вне политики»? Понимаете, Церковь всё время в центре политики находится. Вопрос в том, что мы называем словом «политика»? Если сузить слово «политика» до понятия борьбы за власть, до таких понятийных вещей, когда политика сводится исключительно к разным способам борьбы за власть, то в борьбе за власть Церковь не принимает никакого участия, потому что царство Церкви, царство Божие не от мира сего. Но на самом деле политикой является всё что угодно. Вот сегодня мы видим, как словами патриарха, Церковь лоббирует закон о том, чтобы не изымали детей из семьи, как это происходит в случаях с нашими органами опеки, когда органы опеки сами решают, без должных судебных разбирательств, что эта семья проявляет недостаточное внимание к своим детям и в любой момент могут забрать детей семьи. И только потом, через суд, надо будет доказывать, что органы опеки поступили неправильно. Это политика или не политика?

ЗС: Ну, политика, наверное.

АС: Политика, конечно.

О.А: Конечно политика. Это, естественно, социальная политика, другая политика и так далее. Конечно, это политика. И поэтому, когда мы понимаем, что словом «политика» являются не только вещи, которые мы определяем как борьбу за власть, то, конечно, Церковь участвует в политике. Постоянно участвует в политике. И чем дальше, тем больше. Скажите, пожалуйста, вот эти протесты, которые были в Шиессе, протесты протим устройства полигона мусорного, или вот эти истории, которые были недавно в Башкирии с этой священной горой, где хотели выстраивать содовый комбинат, и люди выходили на протесты. И этих людей, кстати, также “космонавты” разгоняли и лупили дубинками и т. д. и т. п. Это политика или не политика?

ЗС: А церковь там участвовала, поддерживала протестующих?

О.А: Увы, к сожалению, нет. К сожалению, нет. И я объясню, почему.

ЗС: Почему?

О.А: Потому что любой епископ напрямую связан с губернатором. И от губернатора зависит, построит ли епископ у себя в епархии клон храма Христа Спасителя. А это прям сейчас такое явление: ты новый епископ, и тебе, чтобы показать, что нормальный и хороший епископ, перед патриархом, надо построить клон храма Христа Спасителя. Т. е. огромнейший собор, который будет стоить миллионы долларов, с тем, чтобы показать. А как ты его построишь в бедной епархии? Только с помощью губернатора, только с помощью того, кто тебе даст эти деньги.

ЗС: Поэтому лучше не высовываться…

О.А: Ну естественно. Вы помните фильм “Левиафан”: там вот эти отношения между епископом и губернатором показаны прям абсолютно блестящим образом. Я даже не знаю, откуда Звягинцев это всё узнал. Ну, видимо, как гениальный режиссёр эти вещи прочувствовал. Ну и просто, может быть, с кем-то консультировался. Это пример. Но так и происходит.

ЗС: Когда случились эти белорусские события, Вы же у себя в facebook’e повесили на аватарку белорусский флаг. И Вы выступали во МХАТе в этой дискуссии, поддерживали. В общем-то, скажем прямо, этот белорусский протест Вы поддерживали. Не было никаких к Вам вопросов со стороны высшего руководства церкви?

О.А: Нет, никаких вопросов ко мне не было. Равно, как и не было никаких вопросов после прошлогоднего подписания письма. Ко мне не было. Это не значит, что их не было к кому-то другому. Но лично ко мне не было. И ещё раз хочу сказать, что я поддерживаю не протест, я поддерживаю право на протест. Потому что в данной ситуации сам протест может быть разным, но для меня очень важно, что в государствах должно реализовываться право на свободный, мирный протест. Потому что таким образом выражается народное мнение. У нас нет вече, как в Белгородской республике в Древней Руси, куда собирался народ фактически на подобные вещи. И вече выражало народную волю, которую слушал князь, и которой, хочешь не хочешь, он должен был подчиняться. Это народное вече и свободный Новгород были полностью уничтожены Иваном Грозном. Но Александр Невский, будучи, скажем, князем Великим и Новгородским в том числе, слушал народное вече. И это очень важно, потому что, да, конечно, глас народа не всегда глас Божий, но тем не менее, когда выступает такое количество людей, недовольных, протестующих. Даже в нашей дискуссии, если Вы помните, о. Никон сказал (несмотря на его совершенно иную позицию, которую тоже можно уважать и принимать без всякого сомнения, потому это его продуманные вещи – он последователен в своём видении мира): “Если такое уж количество людей выходит на протесты, то Лукашенко должен воспринимать это как сигнал от Бога”.


Тэгі

Папярэдні пост і наступны пост


Вам таксама будзе цікава